Интервью с педагогом-репетитором В.А. Соловьевой
Журнал БАЛЕТ
Татьяна Позняк
Апрель 2022
Вера Соловьева и Николай Левицкий – абсолютные негаснущие звезды первого состава легендарной труппы «Хореографические миниатюры». Их некогда поставил в пару великий фантазер от балета Леонид Якобсон. И они стали парой не только на сцене, но и в жизни, чтобы через годы пронести верность своему Учителю. Сегодня, завершив американский период своей карьеры, по приглашению художественного руководителя Театра балета имени Леонида Якобсона Андриана Фадеева они присоединились к команде педагогов-репетиторов в работе над восстановлением хореографических миниатюр, с которых начинался театр. Премьера спектакля «Вне времени. Шедевры Леонида Якобсона» состоится 3 июня на сцене Каменноостровского театра.Постановка была приурочена к 50-летию первой концертной программы, поставленной Мастером для своей труппы.
- Вера Архиповна, ведь вы с Николаем Александровичем репетируете миниатюры из цикла «Роден», которые сами прежде танцевали?
К гастролям в Карелии и Литве мы репетировали только «Вечного идола», а сейчас работаем над миниатюрами «Экстаз» и «Минотавр». Причем «Идола» не танцевали ни я, ни Коля. Из миниатюр я танцевала «Поцелуй», с Колей мы танцевали «Минотавр», а потом Якобсон поставил на нас «Экстаз». Когда к нам пришли Алла Осипенко и Джон Марковский, Якобсон сразу предложил им танцевать «Экстаз» на музыку Прокофьева, но они отказались. Тогда из уважения к новым артистам Леонид Вениаминович отдал им «Минотавра», а с нами стал готовить «Экстаз». Это была очень тяжелая, но увлекательная работа.
- Вы 17 лет были ведущей солисткой труппы «Хореографические миниатюры» и первой исполнительницей главных женских партий, в том числе в миниатюрах, которые Якобсон ставил на вас. Не секрет, что мастер видел в вас идеальную танцовщицу своего театра. Какие качества он в вас отмечал?
Наверное, это прозвучит нескромно, но Якобсон говорил про меня: «Это чистой воды алмаз, который надо еще огранить, чтобы он превратился в бриллиант». И действительно,часто на меня ставил. Например, «Блестящий дивертисмент», от которого Алла Осипенко тоже оказалась. К сожалению, мы проработали вместе только пять лет, но многое за это время успели. Якобсон постоянно был в работе, мы буквально не выходили из репетиционного зала. Те артисты, в которых он сумел что-то разглядеть, становились материалом для его творчества и одновременно сотворцами. В этом его гениальность.
- Всегда считалось, что артист театра Якобсона обязан обладать особым сплавом профессиональных качеств. Что это за сплав?
Если вернуться к моей истории, то после окончания Пермского училища я танцевала исключительно классику: Фею Сирени, Аврору, Одетту-Одиллию. А потом позвонил знакомый, рассказал про новую труппу, и я приехала в Ленинград. У Якобсона женский состав был уже определен, ему нужны были мужчины. Но после того, как он меня посмотрел, решил взять в коллектив. Сначала я танцевала Мертвую царевну, и делала это с легкостью. А потом он поставил для нас с Колей Левицким «Бродячий цирк» на музыку Стравинского. И это был шок. После чистой классики, танцевать которую - легкое счастье, мне предложили стать Балериной бродячего цирка, где надо было нарочито нелепо загибать руки и ноги. Я испытала некоторый внутренний ужас, но сделала все, что просили, с первого раза, и Якобсон был в восторге! Сначала шла ломка себя и никакого удовольствия, но постепенно я стала получать от работы настоящий кайф. И так всегда было с Якобсоном: он тебя поначалу как бы ломает, а когда ты начинаешь понимать, чего он хочет – испытываешь восторг. Мы с Колей много танцевали, работали с утра до ночи, уставали, даже ломали ноги. Но когда ты молодой, кажется, что так будет вечно, и Якобсон будет вечно, и вдруг – его не стало… Это было для всех как удар. У него было столько планов, он хотел, в том числе, поставить на Колю «Отелло», но не успел.
- Зато успел внушить ученикам свое понимание танца, которое было сродни религии. Вы себя ощущаете её адептами?
- Сейчас – да, абсолютно. И даже в большей степени, чем прежде. Когда мы танцевали, мы это понимание несли в себе, а когда перешли к преподаванию, стали воспринимать это как некую миссию и долг перед учителем. Этому способствовала и работа в Фонде Л.В.Якобсона, куда наряду с Татьяной Квасовой и Игорем Кузьминым нас пригласила Ирина Давыдовна (вдова Л.В.Якобсона - прим. ред.). Тогда на базе Мариинского театра под эгидой Фонда мы сделали весь репертуар Якобсона, мы еготогда как бы открыли для себя заново. И по-настоящему осознали, что работали с Гением. Когда мы разбирали его номера, в том числе и те, в которых не танцевали сами, кристально ясной становилась его творческая концепция, и мы горько сожалели, что не всего Якобсона станцевали…Взять того же «Идола», где столько значит каждый шаг, каждый взгляд.
- Вы много лет потом работали на Западе, что для тамошних профессионалов балета означает имя Якобсона?
- Нам показалось, что там его знают и чтят, конечно, не в той степени, как у нас. Артистический директор Boston Ballet МиккоНиссинен был знаком с творчеством Якобсона скорее через его вдову Ирину Давыдовну, которая ставила несколько миниатюр в театре Сан-Франциско, где Ниссинен тогда был ведущим солистом. Думаю, поэтому он и пригласил нас с Николаем, чтобы поставить там несколько номеров из якобсоновского цикла «Роден». Мы сделали там «Весну», «Поцелуй», «Идол», «Минотавр», а также Па де катр. Ниссинен хотел сделать и «Вестрис», но мы к тому времени уже были в Нью-Йорке, и этот номер ставил другой русский из Сан-Франциско. Однако работу в этом театре вспоминаем с удовольствием, тамошние артисты, как нам показалось, полностью прониклись эстетикой Якобсона. С этой программой они потом приехали в Нью Йорк и имели успех, хотя с ними уже работал другой репетитор. И всё уже смотрелось по-другому. Потому что хореография Якобсона вся на мелочах, на нюансах, на всяких секретиках… Там нужен глаз да глаз: шаг вправо-шаг влево - и это уже не Якобсон.
- И весь этот хитрый инструментарий вы сегодня подключаете, работая над миниатюрами в театре имени Якобсона?
Абсолютно. Мы к этому пришли и уже не можем отступиться от этого никогда. Музыкальности, выразительности, артистизма мы добиваемся, порой останавливая репетицию по мелочам. Наверное, многих артистов это бесит, но по-другому мы не работаем. Нам приходится брать на себя ответственность быть «богами», чтобы сотворить особый мир, как творил его Якобсон.
Ваша задача – добиться аутентичности исполнения, его точного соответствия тому рисунку, который был задуман Якобсоном, или вы смотрите на него через призму собственного опыта?
Конечно, в первую очередь через призму опыта. И потом – через понимание того, что перед нами абсолютно другие актеры, другие тела. Ведь Леонид Вениаминович брал для номера актера с определенными данными. Тот же «Экстаз» он ставил конкретно на наши пропорции. Для другого состава – все было другое.
- Как проходят репетиции? Нашли ли вы общий язык с труппой?
С нами репетировать, повторяю, непросто. Кто-то из артистов все принимает и потом работает над замечаниями дома, а кто-то просто плачет от этих наших бесконечных «стоп, стоп!». Когда мы знакомились с труппой, нам все очень понравились, да и нас приняли хорошо. Но в напряженной работе без спорных моментов не обойтись. Хотя в основном ребята работают очень хорошо, ведь настоящие профессионалы не могут халтурить.
Нас очень радует, что Андриан Фадеев как руководитель театра и вся его творческая команда всерьез воспринимают миссию сохранения наследия основателя труппы. Наряду с русской классикой и современными балетами якобсоновский репертуар должен бытьздесь постоянным. Он, как чистый звук камертона, строит гармонию и задает верную тональность всем художественным процессам, которые делают балетный театр Театром.
И надо сказать, что хореография Якобсона сквозь пространство и время творит чудеса. Вот случай времен нашей работы в Нью-Йорке. Ведь американцы – люди совершенно неэмоциональные, они люди дела, люди денег. Мы ставили там и «Арлекинаду», и «Привал кавалерии», и «Вальпургиеву ночь», «Спящую», «Дон Кихота».И стали делать понемногу Якобсона – Николай поставил «Свадебный кортеж». И вот этот эмоционально неподвижный американский зритель кричал на премьере «ура!», все понимал и был в полном восторге! А вКолорадо мы делали в год столетия Леонида Вениаминовичакак концертный номердуэт Фригии и Спартака из балета «Спартак», так после спектакля к нам вбежал главный балетмейстер театра Мартин Фридман с криком: «Я все понял! Наконец-то я все понял в балете!»