«Дон Кихот» — Санкт-Петербург

Имя хореографа Йохана Кобборга ассоциируется с целым рядом балетов: это и «Сильфида» , и «Жизель , и «Онегин», и «Майерлинг». Но «Дон Кихота» к этому списку, как правило, никто бы не отнес. Ведь своей репутацией Кобборг обязан, скорее, «Сильфиде», которую он, в частности, ставил в Ковент-Гардене и Большом театре. Кроме того, за его плечами впечатляющая история работы в Румынском национальном театре оперы и балета, внезапно прерванная прошлогодним скандалом. Далеко не будет преувеличением сказать, что это прискорбное событие стало для хореографа тяжелым ударом: свидетельством тому служит его полное исчезновение из мира балета на целых полтора года.

И хотя несколько неожиданно, что Кобборга вернул к творческой жизни никто иной, как объявивший себя рыцарем чудак из Ламанчи, все же новый балет, поставленный хореографом совместно с петербургским Театром балета им. Леонида Якобсона, ясно доказывает, что сила его таланта и воображения отнюдь не угасла. Кобборг подошел к работе как деконструктивист: разбил сюжет на кирпичики, смешал их, а затем заново собрал в безупречно сбалансированное архитектурное чудо, где присутствуют как хорошо узнаваемые традиционные элементы, так и доля оригинальной новизны.

В числе нововведений Кобборга — пролог, действие которого происходит в доме Мигеля де Сервантеса. Писатель мучается от нехватки вдохновения. Если он не закончит новую книгу, то вот-вот станет банкротом. Слуги и рабочие уже собирают и уносят его имущество, которому предстоит уйти с молотка. Когда автор начинает присматриваться к окружающим, анализируя черты их характера, к нему наконец возвращается вдохновение. И, словно в истории волшебника из страны Оз, лица и нравы из повседневной жизни находят воплощение в волшебной сказке. Смелая метафора, но есть одно «но»: впечатление нарушается тем, что сюжет балета «Дон Кихот» как такового лишь условно основан на нескольких эпизодических сценах из первого тома одноименного романа. Однако это незначительное замечание.

Санкт-Петербургский государственный академический театр балета им. Леонида Якобсона (далее — Театр Якобсона) был основан более пятидесяти лет назад российским хореографом, в честь которого он назван (хотя право официально носить имя своего создателя театр получил лишь в начале нулевых). Леонид Якобсон во многом был преемником традиций экспрессионизма, заложенных Михаилом Фокиным, и смело отходил от линейного построения сюжета, сосредотачиваясь на придании каждой постановке своего особого характера. Его творчество повлияло на становление целого поколения хореографов, включая Бориса Эйфмана, называющего Якобсона своим учителем. Якобсону приходилось работать под пристальным взором советских комитетов по цензуре, и в итоге многие его произведения были беспощадно раскроены, но многообразие его наследия удалось сохранить в репертуаре Театра Якобсона, которым с 2011 года руководит бывший премьер Мариинского театра Андриан Фадеев.

Когда Фадеев обратился к Кобборгу с предложением поставить новую версию «Дон Кихота» по мотивам исторической постановки Мариуса Петипа, это подтолкнуло его вернуться на службу искусству. А выбор Жерома Каплана на роль сценографа обеспечил спектаклю неповторимое художественное оформление. В портфолио Каплана — целая плеяда выдающихся балетов, и совсем не удивительно, что ранее ему уже приходилось работать над «Дон Кихотом» : кисти сценографа принадлежат декорации к постановке Алексея Ратманского для Национального балета Нидерландов. Вновь возвращаясь к тому же балету, Каплан решил обратиться за вдохновением к гравюрам Гюстава Доре — тем самым, что служат иллюстрациями к ранним изданиям романов Сервантеса. Характерный пример — черно-белые эскизы зданий к сцене «Площадь в Барселоне», от которых веет волшебным духом XVII века. Поскольку Театру Якобсона не посчастливилось обзавестись собственной «домашней» сценой, перед Капланом также стояла задача сделать декорации максимально компактными и удобными, чтобы их было легко перевозить и приспосабливать к площадкам разной величины.

Первый акт балета выдержан в более или менее традиционном стиле, в то время как второе действие претерпело радикальные изменения, сохранив, тем не менее, трехчастную структуру, включающую сцены «Таверна», «Цыганский табор» и «Сон Дон Кихота». Кобборг изъял из постановки, в числе прочего, сцену с ветряной мельницей; кроме того, в балете не осталось ни намека на Дульсинею, из-за которой, собственно, и должны были начаться невероятные приключения нашего рыцаря. В новой версии балета видение дон Кихота обретает более возвышенный характер: оно приходит к нему не после комического падения с мельницы, а в ходе печальных размышлений о том, что никто не желает помочь юным влюбленным (Базилю и Китри) с их побегом.

На протяжение всего балета Кобборг раскрывает каждую сольную партию совершенно по-новому, выходя далеко за пределы привычных шаблонов. Санчо Панса принимает в сюжете гораздо более активное участие, которое не ограничивается простым подбрасыванием на одеяле (это, кстати, одна из немногих прямых отсылок к первоисточнику). Он превращается в яркого комического персонажа, и Леониду Храпунскому, в чей костюм входит весьма внушительный слой подбивки, с блеском удается наполнить его образ кипучей энергией. Харизматичный Тасман Дэвидс также прекрасно перевоплощается в злосчастного Гамаша, трусливого но богатого жениха Китри, который (по версии Кобборга) владеет местной ареной для корриды, что объясняет присутствие на сцене столь большого числа тореадоров. Храпунский и Дэвидс превращают своих эпизодических героев в яркий комический дуэт, продолжающий веселить зрителей даже тогда, когда артисты уже выходят на поклон. Сергей Давыдов, вооруженный коротким копьем (скорее напоминающим гарпун) вместо традиционной массивной пики, на первый взгляд, соответствует типажу Дон Кихота — он высок и худощав, как и подобает рыцарю Печального образа. Но, на мой взгляд, даже обильный грим не совсем скрыл то, что Давыдов намного моложе, чем предполагается по сюжету. Григорий Иванов также отлично справился с ролью комического злодея — трактирщика Лоренцо. Степан Демин, исполнитель партии тореадора Эспады — замечательный танцовщик, однако ему все же не совсем удалось сделать так, чтобы его персонаж выделился на фоне пестрой каталонской массовки.

Разнообразие сольных партий, в особенности женских, подчеркивает сильные стороны Театра Якобсона. Три цыганки (Санта Качанова, Ангелина Григорьева и Екатерина Гусарова) показали невероятные чудеса гибкости, а маленькая и хрупкая Ольга Михайлова стала идеальным Купидоном. Если не считать приглашенного артиста (который заслуживает отдельного упоминания), самую выдающуюся танцевальную технику продемонстрировала Светлана Свинко, исполнившая партию уличной танцовщицы Мерседес. Ее творческий арсенал удивительно многогранен, от эффектных итальянских фуэте до плавных шагов, безукоризненно выдержанных балансэ и головокружительных пируэтов. Но еще больше впечатляет ее уверенность и энергия, благодаря которым обворожительная и чувственная Мерседес оказывается в центре внимания в каждой из своих сцен. Свинко рассказывает зрителю о своей героине не только через отточенные движения, но и через выразительность взгляда.

София Матюшенская — победитель престижного конкурса Benois de la Danse — исполнила партию Китри чисто, с хорошим ощущением ритма и тонким вкусом. Но все же ее героиня оказалась чересчур сдержанной. В ней гораздо меньше того искрящегося огня, которым пышет Мерседес Светланы Свинко. Матюшенская — несомненно, талантливая балерина, но, судя по всему, роль страстной испанки не совсем подходит ей по духу. Тем не менее, к последнему акту ей удалось разогреться, и наигранная мелодраматичная реакция ее героини на мнимое самоубийство Базиля заслуживает самых высоких похвал, так же как и ее виртуозное большое па-де-де.

Базиля для Китри нашли в труппе Мариинского театра. Это — восходящая звезда, будущий титан балета Кимин Ким. Высокий рост этого танцовщика корейского происхождения помогает справиться с трудной техникой исполнения роли Базиля (Кобборг сохранил в своей постановке все сложные элементы), и в целом можно смело сказать, что он превосходно выполнил свою задачу. Особенно его мастерство было заметно в большом па-де-де, когда публика разразилась оглушительными возгласами «Браво!», восхищаясь размахом его прыжков, на высшей точке которых он словно замирал в воздухе, и тем, с какой стремительной и в то же время контролируемой скоростью он кружился по сцене. В первых двух актах Кима захватывала жажда риска, заставляя его делать слишком замысловатые движения, которые заканчивались легкой потерей баланса. Но красота его полетов затмила эти незначительные недочеты. Финальное па-де-де стало подлинным триумфом как для Кима, так и для Матюшенской.

Действие балета заканчивается там же, где и началось — в кабинете Сервантеса. В чрезвычайно лаконичном эпилоге писатель (Артем Пыхачов) завершает свой труд и ставит последний размашистый росчерк пера на странице рукописи, после чего на сцене появляется служанка, которую его воображение превратило в Купидона (Михайлова), и показывает зрителю заглавие на обложке огромной книги.

Настоящим открытием стал танец фанданго, добавленный Кобборгом в третий акт как начало свадебного торжества. Он не только оживляет спектакль щепоткой испанского колорита, но и отдает дань уважения Мариусу Петипа, который в свое время, за четверть века до того, как ему было суждено поставить «Дон Кихота», исполнял этот танец в Мадриде. Как и у Петипа, у Кобборга — датчанина, живущего в Лондоне — в жилах не течет испанская кровь, зов которой помог бы ему создать на сцене образ родины предков сквозь призму самого выдающегося произведения испанской литературы. Но даже несмотря на это, он сумел заметно усовершенствовать спектакль по сравнению, например, с недавней версией «Дон Кихота», поставленной в Королевском балете Карлосом Акостой.

Постановка замечательного петербургского театра доставила мне несказанное удовольствие, и по ходу действия спектакля меня не покидала мысль о том, как выиграет Английский национальный балет, если подготовит аналогичное представление, полное драматических и комических сольных партий и продолжающее традиции «Корсара». Это мое новогоднее желание!

Ссылка на оригинал