Газета «Культура»
Елена Федоренко
29 июля 2022

Санкт-Петербургский государственный академический театр балета имени Леонида Якобсона 31 июля открывает долгожданные гастроли на Исторической сцене Большого театра. «Культура» расспросила худрука Театра Якобсона о московском турне, о его личной артистической карьере и, конечно, о великом хореографе Леониде Якобсоне, чье имя носит коллектив.

 

— Как сложился московский г

Газета «Культура»
Елена Федоренко
29 июля 2022

Санкт-Петербургский государственный академический театр балета имени Леонида Якобсона 31 июля открывает долгожданные гастроли на Исторической сцене Большого театра. «Культура» расспросила худрука Театра Якобсона о московском турне, о его личной артистической карьере и, конечно, о великом хореографе Леониде Якобсоне, чье имя носит коллектив.
— Как сложился московский гастрольный проект?

— В 2019 году в рамках фестиваля «Золотая маска» на сцене Музтеатра Станиславского и Немировича-Данченко наша труппа показала балет «Дон Кихот» в удачной постановке Йохана Кобборга, и сразу после спектакля мы получили приглашение от руководства Большого театра выйти на главную сцену страны. Гастроли были запланированы на 2020 год, но препятствием на пути стал ковид. Надеюсь, в этот раз ничто не помешает. За более чем полувековую историю театра наши артисты впервые выступят в Большом. Для артистов танцевать на этих легендарных подмостках — огромная честь и ответственность, импульс для развития и определенное признание достижений. Это — заслуга всего коллектива, успех всей нашей команды.

— Что покажете москвичам?

— Откроем гастроли «Спящей красавицей» в редакции Жан-Гийома Бара, в недавнем прошлом замечательного танцовщика, а сейчас — педагога Парижской оперы. Он создал специально для нашего театра свою авторскую версию этого красивого спектакля Мариуса Петипа — сохранил классическую хореографию, вернул предпролог, сделал танцевальной игровую партию феи Карабос, усилил мужской танец, минимизировал мимику и жесты — в целом взглянул на старинный шедевр как на историю, рассказанную танцем. Далее покажем ретроспективный спектакль «Вне времени», который был восстановлен в прошлом году, к 50-летию со дня премьеры. Это постановка Леонида Якобсона — величайшего хореографа XX столетия, новатора, реформатора. Своими произведениями он взрывал балетное пространство огромной советской страны — его самобытное творчество продолжает жить в нашем театре и по сей день. В программу «Вне времени» вошли уникальные произведения: ожившие фигуры «Родена», миниатюры из цикла «Классицизм — Романтизм» и одноактный балет «Свадебный кортеж». Этот спектакль вы не увидите ни на одной сцене мира, это — питерский эксклюзив. Познакомим зрителей и с нашим «Дон Кихотом», который везде и всегда вызывает восторг, завершим гастроли «Лебединым озером».

— Приглашение иностранных звезд на постановки классики — ваша принципиальная позиция?

— Для труппы важна работа с разными школами, это развивает и обогащает артистов. Нам повезло, что «Спящую красавицу» ставил Жан-Гийом Бар, — мы соприкоснулись с французским стилем. Знаменитый виртуоз Йохан Кобборг, поставивший «Дон Кихота», — представитель сразу двух школ: датской и английской. Артисты с огромным удовольствием танцуют этот балет-риск, он насыщен сложнейшими трюками и требует исключительной эмоциональной отдачи. Это отличный опыт для исполнителей, ведь владение разными стилями и жанрами делает их многограннее и интереснее. Как артист, знаю по себе.

— Почему вы так рано завершили успешную артистическую карьеру?

— Уходить со сцены сложно всегда, когда бы это ни случилось — раньше положенного срока или позднее. Балетный век уж очень короток — всего двадцать лет. Первые пять — становление, потом десятилетие расцвета, а в оставшиеся годы перед пенсией — преследуют травмы, уходят силы. А в театр приходит молодежь — сильная, смелая, здоровая, и конкурировать с ней становится все сложнее. Я закончил танцевать в тридцать три года, сначала, правда, попытался совместить руководство театром Якобсона и роли в Мариинке, но на двух таких стульях усидеть невозможно. Решение далось мне с трудом, но та жизненная развилка — выбор нового творческого пути, на которой мои ровесники оказались чуть позже, была пройдена мною, когда я взял на себя ответственность за труппу Театра Якобсона. Руководство оказалось трудоемким, но творческим и захватывающим процессом.

— Но вы же могли танцевать в Театре Якобсона?

— Чтобы достойно танцевать, нужно тому отдаваться всецело. Профессия театрального актера ни на минуту не отпускает, ты с ней живешь всегда, когда любишь, спишь, гуляешь, воспитываешь детей. Для артиста, знаю по собственному опыту, большего удовольствия, чем находиться на сцене и ощущать, что внимание публики приковано к тебе, — просто нет. Танцу надо не только посвящать много репетиционного времени, но и регулярно выходить на сцену. Дела Театра Якобсона, обязательства перед труппой заставили меня резко перевернуть страницу и начать с чистого листа. Мне несказанно повезло — я остался в балетной профессии, и эта труппа сегодня — совершенно родная, а родные — они самые лучшие. Счастлив, что за десять лет удалось вырастить плеяду солистов. Наш театр небольшой, зачастую маленькие коллективы приглашают на ведущие партии танцовщиков из более крупных театров — мы же абсолютно самодостаточны и, на мой профессиональный взгляд, достаточно успешно справляемся своими силами.

— Вы попали в Мариинский театр, когда он активно осваивал мировой репертуар, и оказались танцовщиком, для которого сам Джон Ноймайер создал главную партию в балете. Как это случилось?

— Мастера такого уровня, как Джон Ноймайер, любят работать с теми, кого сами выбрали. Я только начинал свой артистический путь, уже имел танцевальный опыт в спектаклях Ноймайера Now and then и Spring and fall и прекрасно знал, что балетмейстер ищет главного исполнителя для своего нового балета «Звуки пустых страниц» на музыку Альфреда Шнитке. На роль Композитора, то есть самого Шнитке, с которым Ноймайер общался, работал, дружил. Трагическая история, положенная в основу, была для хореографа важной и личной. То, что Ноймайер выбрал меня, стало неожиданностью. Музыка показалась мне чрезвычайно сложной, но трагическую тему балета я почувствовал быстро. Эта драматическая роль мне многое дала. Мы же часто выходим на сцену сказочными принцами — конечно, их можно по-разному трактовать и по-разному исполнять, но в «Звуках пустых страниц» хореограф добивался драматической игры, актерского мастерства, требовал, чтобы мы танцевали душой и сердцем.

— У вас балетная семья: мама и жена — профессиональные танцовщицы, а сыновья продолжили традицию?

— Младшему сыну пять лет, он и танцует, и поет, но, чем будет заниматься, пока непонятно. Старший, ему семнадцать, окончил школу и сейчас в процессе поступления на актерский факультет Театральной академии на Моховой. В балет не пошел, а я этого и не хотел — трудно, когда дети занимаются тем, в чем ты сам хорошо разбираешься. Мы приходим в профессию очень рано, и понять, насколько это правильный выбор, практически невозможно. Теперь точно знаю, почему лицо мамы светилось счастьем, когда я не прошел второй тур на вступительных экзаменах в Вагановскую школу.

— А зачем мама вас повела в училище, если была против?

— Мама сопротивлялась долго, но уступила моему напору. Я угрожал, что украду ее паспорт и все равно поступлю. Очень хотел танцевать на сцене и не понимал, что надо будет встать к станку и монотонно выполнять непонятные движения все восемь школьных лет и потом каждый день, всю жизнь, начинать с экзерсиса. Этого не знал, но сцена влекла — все крутилось вокруг творчества. Папа очень любил театр — разный: оперный, балетный, драматический, водил нас с братом в филармонию. Он мечтал связать судьбу с искусством, но не сложилось, стал инженером. И семья появилась благодаря театру: в спектакле Малого Оперного папа увидел маму, дождался ее у служебного входа, так они и познакомились.

— Как вы оказались среди учеников Вагановской школы, если не выдержали экзамен?

— Мы с мамой вышли после провала, уже спустились со ступенек, когда подъехала «Волга», а в ней — Лидия Михайловна Тюнтина, старейший, гениальный педагог. Она открыла дверь машины и крикнула нам в спину, обращаясь к маме: «Светочка!». У Лидии Михайловны мама училась в старших классах. Услышав о моей неудаче, Тюнтина возмутилась: «Как не поступил? С такой-то внешностью?». Она взяла меня за руку и вновь отвела к приемной комиссии. Часто думаю о том, что мою судьбу решили эти несколько мгновений. Десять секунд — и мы бы разминулись, и я не оказался бы в мире балета. Представляете? А если попал сюда, то, значит, так и должно было случиться, и это правильно — для меня.

— В Театре Якобсона, как и в большинстве российских трупп, работают иностранные артисты. Сейчас они уехали?

— Некоторые нас покинули, а многие остались, хотя им поступали звонки из консульств с настоятельной просьбой отбыть из России. Они сделали выбор: жить в нашем прекрасном городе и работать в театре, который стал им родным.

— Помню, как отмечали столетие со дня рождения Леонида Якобсона в 2004 году: проходили вечера памяти, восстанавливали его миниатюры, готовили выставки и говорили о нем как о гонимом и недооцененном гении-одиночке.

— Так и есть, но только не соглашусь, что он был недооцененным. С Мастером мечтали работать и работали величайшие звезды: Алла Осипенко и Наталья Макарова, Алла Шелест и Михаил Барышников, Инна Зубковская и Нинель Кургапкина, Майя Плисецкая, Наталия Дудинская, Константин Сергеев — они блистали в хореографии Якобсона. До своего ухода из жизни Леонид Вениаминович числился балетмейстером в Кировском театре, в 1969-м у него появился свой коллектив «Хореографические миниатюры». За пять лет он успел создать абсолютно самобытный театр с индивидуальным лицом и авторским репертуаром. Другое дело, что ему не хватило времени осуществить все, о чем мечтал, нереализованных идей осталось множество. Гонимый, притесняемый, но не недооцененный.

— Чем он был опасен власти, которая закрывала его спектакли и сделала «невыездным»? Обычно так относятся к художникам, от которых не знаешь, чего ждать.

— Вот вы и ответили на свой вопрос. Добавьте сложный, неуживчивый характер и полную свободу в творчестве. Он всегда ставил, как чувствовал, ни к чему не приспосабливался. Когда мы восстанавливали вечер, который покажем в Москве, то я сравнил две программки: предпремьерного просмотра, на котором номера принимала комиссия, и премьеры — оба документа пятидесятилетней давности. Во второй недоставало ряда композиций. Сняли «Свадебный кортеж» из-за еврейской темы. Якобсон так и не увидел свое детище, балет показали после его смерти. Вычеркнули «Негритянский концерт» на музыку Стравинского, и что показалось опасным: тема, хореография или композитор — нам до сих пор неведомо. Записи, к сожалению, нет. В «Родене» он «раздел» исполнителей, оставив их в тонком облегающем телесном трико, чиновники увидели в этом опасную эротику.

— Есть ли еще авторский репертуар Якобсона, который можно восстановить?

— Планируем возродить «Блестящий дивертисмент», добавить миниатюры к циклу «Классицизм — Романтизм»: «Умирающего лебедя», его замечательно танцевала Алла Осипенко, «Качучу», и вспомнить более масштабные произведения. Восстанавливают номера, передают информацию из рук в руки, из ног в ноги те, на кого Леонид Вениаминович их ставил. Они, первые солисты легендарной труппы, называют себя педагогами первого созыва. Вера Соловьева, Валентина Климова, Татьяна Квасова, Николай Левицкий, Валерий Сергеев создают не номера «по мотивам Якобсона», а показывают подлинную оригинальную хореографию. Это самое ценное. Начинают с техники, с пластического рисунка, а потом «вытягивают» из исполнителя индивидуальность, как когда-то вытягивал Якобсон из них. Он ставил на конкретных солистов, учитывая типаж и возможности. Педагоги не заставляют копировать себя, они понимают, что современные танцовщики — другие: по форме тела, профессиональным данным, да и по «нутру». Они адаптируют нюансы, не коверкая и не переставляя движения, потому что Якобсон должен оставаться Якобсоном. Но театр — дело живое, и спектакль живет один вечер, на следующий день уже рождается иной.

Мы постоянно репетируем якобсоновский репертуар. Сегодняшние молодые и талантливые танцовщики постигают трудную пластику азартно: смогу или не смогу исполнить произведения, которые танцевали звезды прошедших лет. И дело не только в технике, миниатюра — сложнейший жанр, сюжетный спектакль, только маленький, где не за что спрятаться — за несколько минут надо убедительно рассказать историю.

— Молодым танцовщикам хореография не кажется устаревшей?

— Нет, они относятся к якобсоновской хореографии с пиететом, да она и не устарела, а перешла в разряд классики. Ничего сохранить насильственно невозможно. Средние постановки исчезают, и мы о них знаем только по историческим справкам, а настоящие — живут. В Мариинском театре идут «Спартак» и «Шурале» Якобсона, наша компания танцует его миниатюры — они прошли рубеж времени, встречаются со зрителями более полувека, а, значит, стали классикой и будут жить долго. Якобсон задал вектор творчества последующим хореографам, они отталкиваются от его идей. Кстати, 14 июля в Мариинке прошла премьера спектакля «Двенадцать» Бориса Тищенко в постановке Александра Сергеева. Балет написан композитором для Леонида Якобсона и по его либретто. Якобсоновская постановка не сохранилась, но идея жива, связь времен очевидна.

— Последние десятилетия неоднократно всплывали два вопроса — о строительстве сцены для Театра Якобсона и балетной школы. Они остаются актуальными?

— Про балетную школу не думаем — в Петербурге их две: прославленная уникальная, одна из старейших в мире Академия русского балета имени Вагановой и молодая Академия Бориса Эйфмана. Этого достаточно. Выступает театр на сценах Мариинского и Александринского театров, БДТ, много гастролирует. Что может быть лучше? Своей сценической площадки у нас нет, но мы ежедневно работаем в нашем театральном доме, где репетиционные залы помнят звук голоса Леонида Якобсона.

Более десяти лет во главе Санкт-Петербургского государственного академического театра балета имени Леонида Якобсона — петербуржец Андриан Фадеев, заслуженный артист России, лауреат престижного Международного конкурса Vaganova-Prix и многих премий, среди которых «Золотой софит» и «За искусство танца имени Леонида Мясина». Профессиональный путь он начал 1995-м в Мариинской труппе, где исполнил главные партии в классическом и современном репертуаре. Специально для Фадеева Джон Ноймайер создал центральную смысловую роль в балете «Звуки пустых страниц». Его, одного из самых ярких лирико-драматических премьеров Мариинки, приглашали ведущие театры мира — в спектаклях Берлинской, Венской, Мюнхенской, Римской оперы, в Национальных театрах Пекина и Токио Андриан Фадеев танцевал главные партии.

Ссылка на оригинал

астрольный проект?

— В 2019 году в рамках фестиваля «Золотая маска» на сцене Музтеатра Станиславского и Немировича-Данченко наша труппа показала балет «Дон Кихот» в удачной постановке Йохана Кобборга, и сразу после спектакля мы получили приглашение от руководства Большого театра выйти на главную сцену страны. Гастроли были запланированы на 2020 год, но препятствием на пути стал ковид. Надеюсь, в этот раз ничто не помешает. За более чем полувековую историю театра наши артисты впервые выступят в Большом. Для артистов танцевать на этих легендарных подмостках — огромная честь и ответственность, импульс для развития и определенное признание достижений. Это — заслуга всего коллектива, успех всей нашей команды.

— Что покажете москвичам?

— Откроем гастроли «Спящей красавицей» в редакции Жан-Гийома Бара, в недавнем прошлом замечательного танцовщика, а сейчас — педагога Парижской оперы. Он создал специально для нашего театра свою авторскую версию этого красивого спектакля Мариуса Петипа — сохранил классическую хореографию, вернул предпролог, сделал танцевальной игровую партию феи Карабос, усилил мужской танец, минимизировал мимику и жесты — в целом взглянул на старинный шедевр как на историю, рассказанную танцем. Далее покажем ретроспективный спектакль «Вне времени», который был восстановлен в прошлом году, к 50-летию со дня премьеры. Это постановка Леонида Якобсона — величайшего хореографа XX столетия, новатора, реформатора. Своими произведениями он взрывал балетное пространство огромной советской страны — его самобытное творчество продолжает жить в нашем театре и по сей день. В программу «Вне времени» вошли уникальные произведения: ожившие фигуры «Родена», миниатюры из цикла «Классицизм — Романтизм» и одноактный балет «Свадебный кортеж». Этот спектакль вы не увидите ни на одной сцене мира, это — питерский эксклюзив. Познакомим зрителей и с нашим «Дон Кихотом», который везде и всегда вызывает восторг, завершим гастроли «Лебединым озером».

— Приглашение иностранных звезд на постановки классики — ваша принципиальная позиция?

— Для труппы важна работа с разными школами, это развивает и обогащает артистов. Нам повезло, что «Спящую красавицу» ставил Жан-Гийом Бар, — мы соприкоснулись с французским стилем. Знаменитый виртуоз Йохан Кобборг, поставивший «Дон Кихота», — представитель сразу двух школ: датской и английской. Артисты с огромным удовольствием танцуют этот балет-риск, он насыщен сложнейшими трюками и требует исключительной эмоциональной отдачи. Это отличный опыт для исполнителей, ведь владение разными стилями и жанрами делает их многограннее и интереснее. Как артист, знаю по себе.

— Почему вы так рано завершили успешную артистическую карьеру?

— Уходить со сцены сложно всегда, когда бы это ни случилось — раньше положенного срока или позднее. Балетный век уж очень короток — всего двадцать лет. Первые пять — становление, потом десятилетие расцвета, а в оставшиеся годы перед пенсией — преследуют травмы, уходят силы. А в театр приходит молодежь — сильная, смелая, здоровая, и конкурировать с ней становится все сложнее. Я закончил танцевать в тридцать три года, сначала, правда, попытался совместить руководство театром Якобсона и роли в Мариинке, но на двух таких стульях усидеть невозможно. Решение далось мне с трудом, но та жизненная развилка — выбор нового творческого пути, на которой мои ровесники оказались чуть позже, была пройдена мною, когда я взял на себя ответственность за труппу Театра Якобсона. Руководство оказалось трудоемким, но творческим и захватывающим процессом.

— Но вы же могли танцевать в Театре Якобсона?

— Чтобы достойно танцевать, нужно тому отдаваться всецело. Профессия театрального актера ни на минуту не отпускает, ты с ней живешь всегда, когда любишь, спишь, гуляешь, воспитываешь детей. Для артиста, знаю по собственному опыту, большего удовольствия, чем находиться на сцене и ощущать, что внимание публики приковано к тебе, — просто нет. Танцу надо не только посвящать много репетиционного времени, но и регулярно выходить на сцену. Дела Театра Якобсона, обязательства перед труппой заставили меня резко перевернуть страницу и начать с чистого листа. Мне несказанно повезло — я остался в балетной профессии, и эта труппа сегодня — совершенно родная, а родные — они самые лучшие. Счастлив, что за десять лет удалось вырастить плеяду солистов. Наш театр небольшой, зачастую маленькие коллективы приглашают на ведущие партии танцовщиков из более крупных театров — мы же абсолютно самодостаточны и, на мой профессиональный взгляд, достаточно успешно справляемся своими силами.

— Вы попали в Мариинский театр, когда он активно осваивал мировой репертуар, и оказались танцовщиком, для которого сам Джон Ноймайер создал главную партию в балете. Как это случилось?

— Мастера такого уровня, как Джон Ноймайер, любят работать с теми, кого сами выбрали. Я только начинал свой артистический путь, уже имел танцевальный опыт в спектаклях Ноймайера Now and then и Spring and fall и прекрасно знал, что балетмейстер ищет главного исполнителя для своего нового балета «Звуки пустых страниц» на музыку Альфреда Шнитке. На роль Композитора, то есть самого Шнитке, с которым Ноймайер общался, работал, дружил. Трагическая история, положенная в основу, была для хореографа важной и личной. То, что Ноймайер выбрал меня, стало неожиданностью. Музыка показалась мне чрезвычайно сложной, но трагическую тему балета я почувствовал быстро. Эта драматическая роль мне многое дала. Мы же часто выходим на сцену сказочными принцами — конечно, их можно по-разному трактовать и по-разному исполнять, но в «Звуках пустых страниц» хореограф добивался драматической игры, актерского мастерства, требовал, чтобы мы танцевали душой и сердцем.

— У вас балетная семья: мама и жена — профессиональные танцовщицы, а сыновья продолжили традицию?

— Младшему сыну пять лет, он и танцует, и поет, но, чем будет заниматься, пока непонятно. Старший, ему семнадцать, окончил школу и сейчас в процессе поступления на актерский факультет Театральной академии на Моховой. В балет не пошел, а я этого и не хотел — трудно, когда дети занимаются тем, в чем ты сам хорошо разбираешься. Мы приходим в профессию очень рано, и понять, насколько это правильный выбор, практически невозможно. Теперь точно знаю, почему лицо мамы светилось счастьем, когда я не прошел второй тур на вступительных экзаменах в Вагановскую школу.

— А зачем мама вас повела в училище, если была против?

— Мама сопротивлялась долго, но уступила моему напору. Я угрожал, что украду ее паспорт и все равно поступлю. Очень хотел танцевать на сцене и не понимал, что надо будет встать к станку и монотонно выполнять непонятные движения все восемь школьных лет и потом каждый день, всю жизнь, начинать с экзерсиса. Этого не знал, но сцена влекла — все крутилось вокруг творчества. Папа очень любил театр — разный: оперный, балетный, драматический, водил нас с братом в филармонию. Он мечтал связать судьбу с искусством, но не сложилось, стал инженером. И семья появилась благодаря театру: в спектакле Малого Оперного папа увидел маму, дождался ее у служебного входа, так они и познакомились.

— Как вы оказались среди учеников Вагановской школы, если не выдержали экзамен?

— Мы с мамой вышли после провала, уже спустились со ступенек, когда подъехала «Волга», а в ней — Лидия Михайловна Тюнтина, старейший, гениальный педагог. Она открыла дверь машины и крикнула нам в спину, обращаясь к маме: «Светочка!». У Лидии Михайловны мама училась в старших классах. Услышав о моей неудаче, Тюнтина возмутилась: «Как не поступил? С такой-то внешностью?». Она взяла меня за руку и вновь отвела к приемной комиссии. Часто думаю о том, что мою судьбу решили эти несколько мгновений. Десять секунд — и мы бы разминулись, и я не оказался бы в мире балета. Представляете? А если попал сюда, то, значит, так и должно было случиться, и это правильно — для меня.

— В Театре Якобсона, как и в большинстве российских трупп, работают иностранные артисты. Сейчас они уехали?

— Некоторые нас покинули, а многие остались, хотя им поступали звонки из консульств с настоятельной просьбой отбыть из России. Они сделали выбор: жить в нашем прекрасном городе и работать в театре, который стал им родным.

— Помню, как отмечали столетие со дня рождения Леонида Якобсона в 2004 году: проходили вечера памяти, восстанавливали его миниатюры, готовили выставки и говорили о нем как о гонимом и недооцененном гении-одиночке.

— Так и есть, но только не соглашусь, что он был недооцененным. С Мастером мечтали работать и работали величайшие звезды: Алла Осипенко и Наталья Макарова, Алла Шелест и Михаил Барышников, Инна Зубковская и Нинель Кургапкина, Майя Плисецкая, Наталия Дудинская, Константин Сергеев — они блистали в хореографии Якобсона. До своего ухода из жизни Леонид Вениаминович числился балетмейстером в Кировском театре, в 1969-м у него появился свой коллектив «Хореографические миниатюры». За пять лет он успел создать абсолютно самобытный театр с индивидуальным лицом и авторским репертуаром. Другое дело, что ему не хватило времени осуществить все, о чем мечтал, нереализованных идей осталось множество. Гонимый, притесняемый, но не недооцененный.

— Чем он был опасен власти, которая закрывала его спектакли и сделала «невыездным»? Обычно так относятся к художникам, от которых не знаешь, чего ждать.

— Вот вы и ответили на свой вопрос. Добавьте сложный, неуживчивый характер и полную свободу в творчестве. Он всегда ставил, как чувствовал, ни к чему не приспосабливался. Когда мы восстанавливали вечер, который покажем в Москве, то я сравнил две программки: предпремьерного просмотра, на котором номера принимала комиссия, и премьеры — оба документа пятидесятилетней давности. Во второй недоставало ряда композиций. Сняли «Свадебный кортеж» из-за еврейской темы. Якобсон так и не увидел свое детище, балет показали после его смерти. Вычеркнули «Негритянский концерт» на музыку Стравинского, и что показалось опасным: тема, хореография или композитор — нам до сих пор неведомо. Записи, к сожалению, нет. В «Родене» он «раздел» исполнителей, оставив их в тонком облегающем телесном трико, чиновники увидели в этом опасную эротику.

— Есть ли еще авторский репертуар Якобсона, который можно восстановить?

— Планируем возродить «Блестящий дивертисмент», добавить миниатюры к циклу «Классицизм — Романтизм»: «Умирающего лебедя», его замечательно танцевала Алла Осипенко, «Качучу», и вспомнить более масштабные произведения. Восстанавливают номера, передают информацию из рук в руки, из ног в ноги те, на кого Леонид Вениаминович их ставил. Они, первые солисты легендарной труппы, называют себя педагогами первого созыва. Вера Соловьева, Валентина Климова, Татьяна Квасова, Николай Левицкий, Валерий Сергеев создают не номера «по мотивам Якобсона», а показывают подлинную оригинальную хореографию. Это самое ценное. Начинают с техники, с пластического рисунка, а потом «вытягивают» из исполнителя индивидуальность, как когда-то вытягивал Якобсон из них. Он ставил на конкретных солистов, учитывая типаж и возможности. Педагоги не заставляют копировать себя, они понимают, что современные танцовщики — другие: по форме тела, профессиональным данным, да и по «нутру». Они адаптируют нюансы, не коверкая и не переставляя движения, потому что Якобсон должен оставаться Якобсоном. Но театр — дело живое, и спектакль живет один вечер, на следующий день уже рождается иной.

Мы постоянно репетируем якобсоновский репертуар. Сегодняшние молодые и талантливые танцовщики постигают трудную пластику азартно: смогу или не смогу исполнить произведения, которые танцевали звезды прошедших лет. И дело не только в технике, миниатюра — сложнейший жанр, сюжетный спектакль, только маленький, где не за что спрятаться — за несколько минут надо убедительно рассказать историю.

— Молодым танцовщикам хореография не кажется устаревшей?

— Нет, они относятся к якобсоновской хореографии с пиететом, да она и не устарела, а перешла в разряд классики. Ничего сохранить насильственно невозможно. Средние постановки исчезают, и мы о них знаем только по историческим справкам, а настоящие — живут. В Мариинском театре идут «Спартак» и «Шурале» Якобсона, наша компания танцует его миниатюры — они прошли рубеж времени, встречаются со зрителями более полувека, а, значит, стали классикой и будут жить долго. Якобсон задал вектор творчества последующим хореографам, они отталкиваются от его идей. Кстати, 14 июля в Мариинке прошла премьера спектакля «Двенадцать» Бориса Тищенко в постановке Александра Сергеева. Балет написан композитором для Леонида Якобсона и по его либретто. Якобсоновская постановка не сохранилась, но идея жива, связь времен очевидна.

— Последние десятилетия неоднократно всплывали два вопроса — о строительстве сцены для Театра Якобсона и балетной школы. Они остаются актуальными?

— Про балетную школу не думаем — в Петербурге их две: прославленная уникальная, одна из старейших в мире Академия русского балета имени Вагановой и молодая Академия Бориса Эйфмана. Этого достаточно. Выступает театр на сценах Мариинского и Александринского театров, БДТ, много гастролирует. Что может быть лучше? Своей сценической площадки у нас нет, но мы ежедневно работаем в нашем театральном доме, где репетиционные залы помнят звук голоса Леонида Якобсона.

Более десяти лет во главе Санкт-Петербургского государственного академического театра балета имени Леонида Якобсона — петербуржец Андриан Фадеев, заслуженный артист России, лауреат престижного Международного конкурса Vaganova-Prix и многих премий, среди которых «Золотой софит» и «За искусство танца имени Леонида Мясина». Профессиональный путь он начал 1995-м в Мариинской труппе, где исполнил главные партии в классическом и современном репертуаре. Специально для Фадеева Джон Ноймайер создал центральную смысловую роль в балете «Звуки пустых страниц». Его, одного из самых ярких лирико-драматических премьеров Мариинки, приглашали ведущие театры мира — в спектаклях Берлинской, Венской, Мюнхенской, Римской оперы, в Национальных театрах Пекина и Токио Андриан Фадеев танцевал главные партии.

Ссылка на оригинал